Сказки зарубежных писателей для детей 4-5 лет

 

Д. Харрис «Как повстречались Братец Лис и Братец Черепаха»

Дядюшка Римус точил свой сапожный нож и рассказывал:

— Как-то шел Братец Лис. Вдруг видит — на самой середине дороги лежит Братец Черепаха. Братец Черепаха тотчас подумал, что надо держать ухо востро, а один глазок — открытым. Но Старый Лис прикинулся ласковым и ну болтать: дескать, он страшно рад встрече, целых сто лет не видал он Братца Черепаху.

— Здравствуй, Братец Черепаха! Что это тебя не видать давно?

— Все брожу, где придется, Братец Лис. Все брожу.

— Что-то вид у тебя нездоровый, Братец Черепаха, — говорит Лис.

— Все ползаю да хвораю, — отвечает Черепаха.

— А что с тобой, дружок? Никак и глазок у тебя красный!

— Ох, где тебе понять, Братец Лис! Попробовал бы ты все ползать да ползать, хворать да хворать.

— Да у тебя оба глаза красны! Ты совсем разболелся, Братец Черепаха!

Уж куда хуже, Братец Лис.

— Какая же беда приключилась с тобой, Братец Черепаха?

— Да так. Пошел прогуляться вчера, встретился мне один человек и бросил меня в огонь.

— Как же ты выбрался из огня, Братец Черепаха?

— Все сидел и терпел, Братец Лис! Сидел и терпел, а дым разъел мне глаза, и огонь опалил мне спину.

— Никак хвост у тебя и вовсе сгорел? — сказал Лис.

— Нет, хвост-то вот он, — сказал Братец Черепаха и высунул хвост из-под панциря.

А Лис только того и ждал: схватил Черепаху за хвост и кричит:

— Вот он, вот он, Братец Черепаха! А помнишь, как ты стукнул меня по макушке у Матушки Мидоус? Или забыл? Вы были там вместе с Братцем Кроликом? Ну, теперь ты пропал!

Просил, просил Братец Черепаха отпустить его. Сколько ни упрашивал, все ни к чему.

— Ну, теперь я тебя утоплю, — сказал Братец Лис.

А Братец Черепаха взмолился:

— Только не топи меня, Братец Лис! Уж лучше брось меня в огонь — я все-таки немножко привык к огню.

Но Старый Лис и слушать ничего не хотел. Он потащил Братца Черепаху к ручью и сунул его в воду.

А Черепаха кричит:

— Брось этот корешок и хватай меня за хвост! Брось этот корешок и хватай меня за хвост!

Лис в ответ:

— Какой корешок? Я твой хвост держу, а не корешок.

Но Братец Черепаха поднял крик:

— Скорей хватай меня, а то я утону! Я тону, тону! Брось этот корешок и хватай меня за хвост!

Ну тут Лис выпустил его хвост, и Братец Черепаха пошел ко дну — керблонкети-блинк!

Никакими буквами нельзя изобразить, какие звуки вылетели тут из горла дядюшки Римуса. Это были такие чудные звуки, что мальчик переспросил:

— Как, как он пошел ко дну?

— Керблонкети-блинк!

— И утонул, дядюшка Римус?

— Кто? Старый Братец Черепаха? Да разве ты тонешь, когда мама кладет тебя в кроватку?

— Ну нет, — задумчиво ответил Джоэль.

— Вот и братец Черепаха не утонул. Потому что в воде он был дома, дружок. Керблонкети-блинк!

Д. Харрис «Братец Лис и лягушки»

Когда Джоэль прибежал к старой хижине на другой день и крикнул издали: «Добрый вечер, дядюшка Римус!» — старик ответил ему только:

— Ай-дум-ер-кер-ком-мер-кер!

Мальчик очень удивился:

— Что ты сказал, дядюшка Римус?

— Ай-дум-ер-кер-ком-мер-кер! Ай-дум-ер- кер-ком-мер-кер!

— Что это значит?

— Это черепаший разговор, дружок... Пожил бы ты с мое, мальчик, да повидал бы, сколько я повидал на моем веку, ты бы всякую тварь понимал. Вот тут одна старая крыса живет; как все лягут спать, она, бывает, приходит, сидит там в уголке, и мы с ней толкуем. Уж конечно, что она говорит, этого в букваре не найдешь. Я сейчас вспомнил как раз, что сказал Братец Черепаха Старому Лису, когда Лис отпустил его хвост.

— А что он сказал, дядюшка Римус?

— Вот это и сказал: ай-дум-ер-кер-ком-мер- кер! Нырнул на дно пруда и оттуда — пузырями: ай-дум-ер-кер-ком-мер-кер!

Братец Лис — тот ничего не сказал, а Сестрица Лягушка, что на берегу сидела, услыхала Братца Черепаху и кричит в ответ:

— Джаг-ер-ром-ком-дом! Джаг-ер-ром-ком- дом!

Тут все лягушки, сколько их было на берегу, подняли крик:

— Тут не гру-бо-ко! Тут не гру-бо-ко!

А Сестрица Лягушка громче всех:

— Вра-ки-э-то-вра-ки! Вра-ки-э-то-вра-ки!

Опять пузыри пошли от Братца Черепахи:

— Ай-дум-ер-кер-ком-мер-кер!

Лягушки кричат:

— Пры-гай, пры-гай в пруд! Прыгай в пруд!

А Сестрица Лягушка громче всех:

— Там-дру-га-я-ри-са! Там-дру-га-я-ри-са!

Глянул братец Лис в воду — и правда, там, в воде, другой Лис.

Потянулся Лис, чтобы пожать ему руку, и кувырком в пруд.

Все лягушки кричат:

— Ку-выр-ком! Ку-выр-ком! Ку-выр-ком!

А Братец Черепаха — пузырями:

— Ай-дум-ер-кер-ком-мер-кер!

— Что ж, Лис утонул, а, дядюшка Римус?

— Утонул-то не утонул, мой мальчик, ответил старик, — кое-как он выкарабкался из пруда. А еще бы минутка — утащил бы его на дно Братец Черепаха, и был бы Старому Лису конец.

Р. Киплинг «Маугли»

БРАТЬЯ МАУГЛИ

Было семь часов знойного вечера в Сионийских горах, когда Отец Волк проснулся после дневного отдыха, почесался, зевнул и расправил онемевшие лапы одну за другой, прогоняя сон. Мать Волчица дремала, положив свою крупную серую морду на четверых волчат, а те ворочались и повизгивали, и луна светила в устье пещеры, где жила вся семья.

— Уф! — сказал Отец Волк. — Пора опять на охоту.

Он уже собирался спуститься скачками с горы, как вдруг низенькая тень с косматым хвостом легла на порог и прохныкала:

— Желаю тебе удачи, о Глава Волков! Удачи и крепких, белых зубов твоим благородным детям. Пусть они никогда не забывают, что на свете есть голодные!

Это был шакал, Лизоблюд Табаки, — а волки Индии презирают Табаки за то, что он рыщет повсюду, сеет раздоры, разносит сплетни и не брезгает тряпками и обрывками кожи, роясь в деревенских мусорных кучах. И все- таки они боятся Табаки, потому что он чаще других зверей в джунглях болеет бешенством и тогда мечется по лесу и кусает всех, кто только попадется ему навстречу. Даже тигр бежит и прячется, когда бесится маленький Табаки, ибо ничего хуже бешенства не может приключиться с диким зверем. У нас оно зовется водобоязнью, а звери называют его «дивани» — бешенство — и спасаются от него бегством.

— Что ж, войди и посмотри сам, — сухо сказал Отец Волк. — Только еды здесь нет.

— Для волка нет, — сказал Табаки, — но для такого ничтожества, как я, и голая кость — целый пир. Нам, шакалам, не к лицу привередничать.

Он прокрался в глубину пещеры, нашел оленью кость с остатками мяса и, очень довольный, уселся, с треском разгрызая эту кость.

— Благодарю за угощенье, — сказал он, облизываясь. — Как красивы благородные дети! Какие у них большие глаза! А ведь они еще так малы! Правда, правда, мне бы следовало помнить, что царские дети с самых первых дней уже взрослые.

А ведь Табаки знал не хуже всякого другого, что нет ничего опаснее, чем хвалить детей в глаза, и с удовольствием наблюдал, как смутились Мать и Отец Волки.

Табаки сидел молча, радуясь тому, что накликал на других беду, потом сказал злобно:

— Шер-Хан, Большой Тигр, переменил место охоты. Он будет весь этот месяц охотиться здесь, в горах. Так он сам сказал.

Шер-Хан был тигр, который жил в двадцати милях от пещеры, у реки Вайнганги.

— Не имеет права! — сердито начал Отец Волк. — По Закону Джунглей он не может менять место охоты, никого не предупредив. Он распугает всю дичь на десять миль кругом, а мне... мне теперь надо охотиться за двоих.

— Мать недаром прозвала его Лангри (Хромой), — спокойно сказала Мать Волчица. — Он с самого рождения хромает на одну ногу. Вот почему он охотится только за домашней скотиной. Жители селений по берегам Вайнганги злы на него, а теперь он явился сюда, и у нас начнется то же: люди будут рыскать за ним по лесу, поймать его не сумеют, а нам и нашим детям придется бежать куда глаза глядят, когда подожгут траву. Право, нам есть за что благодарить Шер-Хана!

— Не передать ли ему вашу благодарность? — спросил Табаки.

— Вон отсюда! — огрызнулся Отец Волк. — Вон! Ступай охотиться со своим господином! Довольно ты намутил сегодня.

— Я уйду, — спокойно ответил Табаки. — Вы и сами скоро услышите голос Шер-Хана внизу, в зарослях. Напрасно я трудился передавать вам эту новость.

Отец Волк насторожил уши: внизу, в долине, сбегавшей к маленькой речке, послышался сухой, злобный, отрывистый, заунывный рев тигра, который ничего не поймал и нисколько не стыдится того, что всем джунглям это известно.

— Дурак! — сказал Отец Волк. — Начинать таким шумом ночную работу! Неужели он думает, что наши олени похожи на жирных буйволов с Вайнганги?

— Ш-ш! Он охотится нынче не за буйволом и не за оленем, — сказала Мать Волчица. — Он охотится за человеком.

Рев перешел в глухое ворчание, которое раздавалось как будто со всех сторон разом. Это был тот рев, который пугает лесорубов и цыган, ночующих под открытым небом, а иногда заставляет их бежать прямо в лапы тигра.

— За человеком! — сказал Отец Волк, оскалив белые зубы. — Разве мало жуков и лягушек в прудах, что ему понадобилось есть человечину, да еще на нашей земле?

Закон Джунглей, веления которого всегда на чем-нибудь основаны, позволяет зверям охотиться на человека только тогда, когда они учат своих детенышей убивать. Но и тогда зверю нельзя убивать человека в тех местах, где охотится его стая или племя. Вслед за убийством человека появляются рано или поздно белые люди на слонах, с ружьями и сотни смуглых людей с гонгами, ракетами и факелами. И тогда приходится худо всем жителям джунглей. А звери говорят, что человек — самое слабое и беззащитное из всех живых существ и трогать его недостойно охотника. Они говорят также — и это правда, — что людоеды со временем паршивеют и у них выпадают зубы.

Ворчание стало слышнее и закончилось громовым «А-а-а!» тигра, готового к прыжку.

Потом раздался вой, непохожий на тигриный, — вой Шер-Хана.

— Он промахнулся, — сказала Мать Волчица. — Почему?

Отец Волк отбежал на несколько шагов от пещеры и услышал раздраженное рычание Шер-Хана, ворочавшегося в кустах.

— Этот дурак обжег себе лапы. Хватило же ума прыгать в костер дровосека! — фыркнув, сказал Отец Волк. — И Табаки с ним.

— Кто-то взбирается на гору, — сказала Мать Волчица, шевельнув одним ухом. — Приготовься.

Кусты в чаще слегка зашуршали, и Отец Волк присел на задние лапы, готовясь к прыжку. И тут если бы вы наблюдали за ним, то увидели бы самое удивительное на свете — как волк остановился на середине прыжка. Он бросился вперед, еще не видя, на что бросается, а потом круто остановился. Вышло так, что он подпрыгнул кверху на четыре или пять футов и сел на том же месте, где оторвался от земли.

— Человек! — огрызнулся он. — Человечий детеныш! Смотри!

Прямо перед ним, держась за низко растущую ветку, стоял голенький смуглый ребенок, едва научившийся ходить, — мягкий, весь в ямочках, крохотный живой комочек. Такой крохотный ребенок еще ни разу не заглядывал в волчье логово ночной порой. Он посмотрел в глаза Отцу Волку и засмеялся.

— Это и есть человечий детеныш? — спросила Мать Волчица. — Я их никогда не видала. Принеси его сюда.

Волк, привыкший носить своих волчат, может, если нужно, взять в зубы яйцо, не раздавив его, и хотя зубы Отца Волка стиснули спинку ребенка, на коже не осталось даже царапины, после того как он положил его между волчатами.

— Какой маленький! Совсем голый, а какой смелый! — ласково сказала Мать Волчица. (Ребенок проталкивался среди волчат поближе к теплому боку.) — Ой! Он сосет вместе с другими! Так вот он какой, человечий детеныш! Ну когда же волчица могла похвастаться, что среди ее волчат есть человечий детеныш!

— Я слыхал, что это бывало и раньше, но только не в нашей Стае и не в мое время, — сказал Отец Волк. — Он совсем безволосый, и я мог бы убить его одним шлепком. Погляди, он смотрит и не боится.

Лунный свет померк в устье пещеры: большая квадратная голова и плечи Шер-Хана загородили вход. Табаки визжал позади него:

— Господин, господин, он вошел сюда!

— Шер-Хан делает нам большую честь, — сказал Отец Волк, но глаза его злобно сверкнули. — Что нужно Шер-Хану?

— Мою добычу! Человечий детеныш вошел сюда, — сказал Шер-Хан. — Его родители убежали. Отдайте его мне.

Шер-Хан прыгнул в костер дровосека, как и говорил Отец Волк, обжег себе лапы и теперь бесился. Однако Отец Волк отлично знал, что вход в пещеру слишком узок для тигра. Даже там, где Шep-Хан стоял сейчас, он не мог пошевельнуть ни плечом, ни лапой. Ему было тесно, как человеку, который вздумал бы драться в бочке.

— Волки — свободный народ, — сказал Отец Волк. — Они слушаются только Вожака Стаи, а не всякого полосатого людоеда. Человечий детеныш наш. Захотим, так убьем его и сами.

— «Захотим, захотим!» Какое мне дело? Клянусь буйволом, которого я убил, долго мне еще стоять, уткнувшись носом в ваше собачье логово, и ждать того, что мне полагается по праву? Это говорю я, Шер-Хан!

Рев тигра наполнил пещеру громовыми раскатами. Мать Волчица, стряхнув с себя волчат, прыгнула вперед, и ее глаза, похожие во мраке на две зеленые луны, встретились с горящими глазами Шер-Хана.

— А отвечаю я, Ракша (Демон): человечий детеныш мой, Лангри, и останется у меня! Его никто не убьет. Он будет жить и охотиться вместе со Стаей и бегать вместе со Стаей! Берегись, охотник за голыми детенышами, рыбоед, убийца лягушек, — придет время, он поохотится за тобой! А теперь убирайся вон или, клянусь оленем, которого я убила (я не ем падали), ты отправишься на тот свет хромым на все четыре лапы, паленое чудище джунглей! Вон отсюда!

Отец Волк смотрел на нее в изумлении. Он успел забыть то время, когда отвоевывал Мать Волчицу в открытом бою с пятью волками, то время, когда она бегала вместе со Стаей и недаром носила прозвище «Демон». Шер-Хан не побоялся бы Отца Волка, но с Матерью Волчицей он не решался схватиться: он знал, что перевес на ее стороне и что она будет драться не на жизнь, а на смерть. Ворча, он попятился назад и, почувствовав себя на свободе, заревел:

— На своем дворе всякая собака лает! Посмотрим, что скажет Стая насчет приемыша из людского племени! Детеныш мой, и рано или поздно я его съем, о вы, длиннохвостые воры!

Мать Волчица, тяжело дыша, бросилась на землю около своих волчат, и Отец Волк сказал ей сурово:

— На этот раз Шер-Хан говорит правду: детеныша надо показать Стае. Ты все-таки хочешь оставить его себе, Мать?

— Оставить себе? — тяжело водя боками, сказала Волчица. — Он пришел к нам совсем голый, ночью, один, и все же он не боялся! Смотри, он уже оттолкнул одного из моих волчат! Этот хромой мясник убил бы его и убежал на Вайнгангу, а люди в отместку разорили бы наше логово. Оставить его? Да, я его оставлю. Лежи смирно, лягушонок! О Маугли — ибо Лягушонком Маугли я назову тебя, — придет время, когда ты станешь охотиться за Шер-Ханом, как он охотился за тобой.

— Но что скажет наша Стая? — спросил Отец Волк.

Закон Джунглей говорит очень ясно, что каждый волк, обзаводясь семьей, может покинуть свою Стаю. Но как только его волчата подрастут и станут на ноги, он должен привести их на Совет Стаи, который собирается обычно раз в месяц, во время полнолуния, и показать всем другим волкам. После этого волчата могут бегать где им вздумается, и пока они не убили своего первого оленя, нет оправдания тому из взрослых волков, который убьет волчонка. Наказание за это — смерть, если только поймают убийцу. Подумай с минуту, и ты сам поймешь, что так и должно быть.

Отец Волк подождал, пока его волчата подросли и начали понемногу бегать, и в одну из тех ночей, когда собиралась Стая, повел волчат, Маугли и Мать Волчицу на Скалу Совета. Это была вершина холма, усеянная большими валунами, за которыми могла укрыться целая сотня волков. Акела, большой серый волк-одиночка, избранный вожаком всей Стаи за силу и ловкость, лежал на скале, растянувшись во весь рост. Под скалой сидело сорок с лишним волков всех возрастов и мастей — от седых, как барсуки, ветеранов, расправлявшихся в одиночку с буйволом, до молодых черных трехлеток, которые воображали, что им это тоже под силу. Волк-одиночка уже около года был их вожаком. В юности он два раза попадал в волчий капкан, однажды люди его избили и бросили,' решив, что он издох, так что нравы и обычаи людей были ему знакомы. На Скале Совета почти никто не разговаривал. Волчата кувыркались посередине площадки, кругом сидели их отцы и матери. Время от времени один из взрослых волков поднимался, неторопливо подходил к какому-нибудь волчонку, пристально смотрел на него и возвращался на свое место, бесшумно ступая. Иногда мать выталкивала своего волчонка в полосу лунного света, боясь, что его не заметят. Акела взывал со своей скалы:

— Закон вам известен, Закон вам известен! Смотрите же, о волки!

И заботливые матери подхватывали:

— Смотрите же, смотрите хорошенько, о волки!

Наконец — и Мать Волчица вся ощетинилась, когда подошла их очередь, — Отец Волк вытолкнул на середину круга Лягушонка Маугли. Усевшись на землю, Маугли засмеялся и стал играть камешками, блестевшими в лунном свете.

Акела ни разу не поднял головы, лежавшей на передних лапах, только время от времени все так же повторял:

— Смотрите, о волки!

Глухой рев донесся из-за скалы — голос Шер-Хана:

— Детеныш мой! Отдайте его мне! Зачем Свободному Народу человечий детеныш?

Но Акела даже ухом не повел. Он сказал только:

— Смотрите, о волки! Зачем Свободному Народу слушать чужих? Смотрите хорошенько!

Волки глухо зарычали хором, и один из молодых четырехлеток в ответ Акеле повторил вопрос Шер-Хана:

— Зачем Свободному Народу человечий детеныш?

А Закон Джунглей говорит, что если поднимется спор о том, можно ли принять детеныша в Стаю, в его пользу должны высказаться по крайней мере два волка из Стаи, но не отец и не мать.

— Кто за этого детеныша? — спросил Акела. — Кто из Свободного Народа хочет говорить?

Ответа не было, и Мать Волчица приготовилась к бою, который, как она знала, будет для нее последним, если дело дойдет до драки.

Тут поднялся на задние лапы и заворчал единственный зверь другой породы, которого допускают на Совет Стаи, — Балу, ленивый бурый медведь, который обучает волчат Закону Джунглей, старик Балу, который может

бродить где ему вздумается, потому что он ест одни только орехи, мед и коренья.

— Человечий детеныш? Ну что же, — сказал он, — я за детеныша. Он никому не принесет вреда. Я не мастер говорить, но говорю правду. Пусть его бегает со Стаей. Давайте примем детеныша вместе с другими. Я сам буду учить его.

— Нам нужен еще кто-нибудь, — сказал" Акела. — Балу сказал свое слово, а ведь он учитель наших волчат. Кто еще будет говорить, кроме Балу?

Черная тень легла посреди круга. Это была Багира, черная пантера, черная вся сплошь, как чернила, но с отметинами, которые, как у всех пантер, видны на свету, точно легкий узор на муаре. Все в джунглях знали Багиру, и никто не захотел бы становиться ей поперек дороги, ибо она была хитра, как Табаки, отважна, как дикий буйвол, и бесстрашна, как раненый слон. Зато голос у нее был сладок, как дикий мед, капающий с дерева, а шкура мягче пуха.

— О Акела, и ты, Свободный Народ, — промурлыкала она, — в вашем собрании у меня нет никаких прав, но Закон Джунглей говорит, что, если начинается спор из-за нового детеныша, жизнь этого детеныша можно выкупить. И в Законе не говорится, кому можно, а кому нельзя платить этот выкуп. Правда ли это?

— Так! Так! — закричали молодые волки, которые всегда голодны. — Слушайте Багиру! За детеныша можно взять выкуп. Таков Закон.

— Я знаю, что не имею права говорить здесь, и прошу у вас позволения.

— Так говори же! — закричало двадцать голосов разом.

— Стыдно убивать безволосого детеныша. Кроме того, он станет отличной забавой для вас, когда подрастет. Балу замолвил за него слово. А я к слову Балу прибавлю буйвола, жирного, только что убитого буйвола, всего в полумиле отсюда, если вы примете человечьего детеныша в Стаю, как полагается по Закону. Разве это так трудно?

Тут поднялся шум, и десятки голосов закричали разом:

— Что за беда? Он умрет во время зимних дождей. Его сожжет солнце. Что может нам сделать голый Лягушонок? Пусть бегает со Стаей. А где буйвол, Багира? Давайте примем детеныша!

Маугли по-прежнему играл камешками и не видел, как волки один за другим подходили и осматривали его. Наконец все они ушли с холма за убитым буйволом, и остались только Акела, Багира, Балу и семья Лягушонка Маугли. Шер-Хан все еще ревел в темноте — он очень рассердился, что Маугли не отдали ему.

— Да, да, реви громче! — сказала Багира себе в усы. — Придет время, когда этот голышонок заставит тебя реветь на другой лад, или я ничего не смыслю в людях.

— Хорошо мы сделали! — сказал Акела. — Люди и их детеныши очень умны. Когда- нибудь он станет нам помощником.

— Да, помощником в трудное время, ибо никто не может быть вожаком Стаи вечно, — сказала Багира.

Акела ничего не ответил. Он думал о той поре, которая настает для каждого вожака Стаи, когда сила уходит от него мало-помалу. Волки убивают его, когда он совсем ослабеет, а на его место становится новый вожак, чтобы со временем тоже быть убитым.

— Возьми детеныша, — сказал он Отцу Волку, — и воспитай его, как подобает воспитывать сыновей Свободного Народа.

Так Лягушонок Маугли был принят в Сионийскую стаю — за буйвола и доброе слово Балу.

К. Грэм «Ветер в ивах»

Пришла весна. Она была разлита повсюду — в воздухе, на земле, даже каким-то чудом проникла в темный подземный домик Крота. Весна смущала его покой, томила и тянула куда-то. И что же тут удивительного, если наш Крот покинул свой подземный дом и выбрался наружу? Крот оказался на просторном лугу.

Солнце обливало жаром его шкурку. Слабый ветерок нежил его разгоряченную мордочку. А птичьи трели после подземной тишины громом обрушились на его бедные уши.

— Как славно! Приятно! — восклицал он. — Насколько приятней кататься в теплой, нагретой солнышком траве, чем копаться в пыли!

В восторге Крот подпрыгнул на всех четырех лапках и помчался напрямик через луг. А вокруг!.. Вокруг была такая благодать, что и вообразить себе трудно. Все радовалось, росло, цвело, двигалось, шевелилось, расправлялось и распускалось.

И вдруг перед ним открылась Река! Никогда еще в жизни он не видел ничего подобного. Будто сильный зверь с длинным лоснящимся волнистым телом извивался, кидался из стороны в сторону, стремился дальше, булькая от удовольствия, накатывался и мчался вперед, отряхиваясь и разбрасывая сверкающие брызги. Река жила, трепетала, искрилась, двигалась в блеске, сверкании, кружении, журчании.

Ошеломленный Крот, как зачарованный, шел за бегущей Рекой, словно ребенок за волшебником. Он шел, шел и, утомившись, наконец, присел на берегу, а Река текла без устали и лепетала, нашептывала ему свои чудесные истории, которые она несла из самого сердца земли.

Наш мистер Крот так и сидел на травке и глазел на Реку. И тут он заметил на другом ее берегу, над самой кромкой воды, темную дырочку норы. Оттуда выглядывала серьезная круглая мордочка и задорный мерцающий глазок. Маленькие изящные ушки и густая шелковистая шерстка... Ба, да это же речной житель мистер Крысси собственной персоной!

— Мое почтение, — сказал Крысси.

— Привет, — откликнулся Крот.

— Не заглянешь ли ко мне? — приветливо крикнул мистер Крысси.

— Легко сказать «заглянешь»! — обиделся Крот, который и Реку-то увидел впервые, не говоря о том, чтобы пересекать ее вплавь.

Мистер Крысси, не говоря больше ни слова, наклонился, отвязал от колышка веревку и потянул за нее. И вот уже на волнах колышется, покачивается ладная лодочка. Крот понятия не имел, для чего существуют лодки, но все равно эта ему очень понравилась — голубая снаружи, белая изнутри и как раз на двоих.

А мистер Крысси греб сноровисто и вскоре пристал к берегу. Здесь он протянул Кроту свою переднюю лапку и помог ему ступить в лодку.

— Сюда, — командовал он. — Теперь сюда. Живее, живее!

И Крот, к удивлению своему и восторгу, оказался в настоящей лодке, на самой ее корме.

— Ну, выдался денек! — воскликнул он, глядя, как мистер Крысси ловко управляется с веслами. — Ты только подумай. Я! Впервые! В жизни! Сижу в настоящей лодке!

— Слушай! Если у тебя на сегодня дела никакого нет, не прогуляться ли нам вниз по Реке? На весь день, — предложил Крысси.

Крот захлопал в ладоши, набрал полную грудь воздуха и завопил:

— Ну, денек выдался! Двинули, мистер Крысси!

Тут за островком, на самой середине Реки, мелькнула юркая лодочка. Толстый коротышка в зеленой курточке нелепо шлепал по воде веслами, поднимая тучи брызг и опасно раскачивая лодку. Мистер Крысси приподнялся и окликнул его. Однако мистер Джабс, а это, конечно же, был он, отрицательно помотал головой и продолжал усиленно работать веслами.

— А не навестить ли нам мистера Джабса? — осторожно спросил Крот. — Я столько о нем слышал, а еще даже не знаком.

— Неплохая идея, — добродушно согласился мистер Крысси. — К нашему Жабби в гости ходить одно удовольствие. Явись к нему утром, днем или вечером, он всегда весел, приветлив, всегда рад тебя видеть.

Вскоре за поворотом Реки вырос перед ними старинный замок из красноватого кирпича, поблекшего от времени. От дома до самой воды спускались ровные зеленые газоны.

— Это и есть дом нашего Жабби — Джабс - холл, — сказал мистер Крысси.

Лодка вошла в бухту и медленно вплыла под навес большого причала.

Они сошли на берег и вдоль газонов, украшенных цветочными клумбами, двинулись на поиски мистера Джабса. Вскоре они наткнулись на Жабби, сидящего в плетеном кресле на свежем воздухе с огромной картой на коленях.

— Ура! — завопил он, завидев гостей. — Вот здорово! Чудесно! — восклицал он, пританцовывая около них. — Я как раз собирался послать за тобой, Крысси. Ты мне... да что я! — вы оба мне нужны! Следуй за мной, Крысси, и вы, мой друг. И увидите... КОЕ- ЧТО вы увидите!

Он повел их к конюшне. Перед распахнутыми воротами стояла сияющая свежим лаком цыганская кибитка! Канареечно-желтая в зеленых разводах и на красных колесах.

— Ну, что скажете? — просиял мистер Джабс, просто лопаясь от гордости. — Эта скромная повозочка сулит нам новую жизнь! Дороги, луговины, рощицы, холмы! Фермы, села, города! Сегодня здесь — завтра уже там! Приключения, впечатления, ахи, охи! И все это, имейте в виду, в самой удобной и уютной повозке, какие когда-либо существовали!

А внутри и верно было все продумано до мелочей: складные кроватки, приставные столики, печка, сундучки и книжные полки, даже клетка с канарейкой. Думаете, все? А сковородки, котелки, горшки, кружки, кувшины и кувшинчики, чайники и чайнички всех размеров?

— Здесь все, что душе угодно! — хвастал мистер Джабс, открывая один из сундучков. — На любой вкус: печенье, вареные раки, сардинки. Здесь — лимонад, тут — табачок, там — ветчина, джем, домино, карты.

Недолго думая они запрягли Серого коня в кибитку и тронулись в путь. Каждый выбрал себе место по вкусу. Один сидел на козлах, другой топал рядом с кибиткой, третий забрался внутрь. И все они болтали без умолку, не слушая друг друга.

Ах, что это был за денек! От разогретой пыльной дороги пахло густым и жарким ароматом лета. По обеим ее сторонам тянулись фруктовые сады, просто набитые спелыми плодами и поющими птицами. Встречные путники говорили им «Добрый день!» и «Счастливого пути!» И долго смотрели вслед, восхищаясь канареечным цветом кибитки.

Поздним вечером, отмахав уже немало, усталые, довольные, они расположились на пустыре вдали от жилья. Коня выпрягли и пустили пастись на травке. Тут же, на травке, разложили свои припасы и хорошенько перекусили. Отдохнув, они наутро сели в кибитку и снова весь день катили по травяным дорожкам, въезжали на пологие холмы, весело трюхали вниз и к вечеру устроили новый привал.

На следующее утро мистер Джабс уже не был так оживлен, не превозносил прелестей путешествия и не изъявлял восторгов по поводу привольной жизни в дороге. Третий день они тряслись в своей кибитке то по узким проселочным дорогам, то по наезженным грунтовым и к полудню выехали на широкую Главную дорогу. Наконец-то! И тут на них вихрем налетела беда. Неожиданная, стремительная. Эта беда, а может быть, даже бедствие, а точнее, катастрофа враз оборвала их путешествие, ошеломила и перевернула. И кибитку, и всю последующую жизнь мистера Джабса.

Вот что случилось. Они беспечно катили по гладкой Главной дороге. Крот шагал пешком впереди, вровень с конем. Они потихоньку болтали о том о сем, и конь жаловался, что все трудности путешествия свалились на его шею. Мистер Джабс и мистер Крысси тоже не переставая болтали друг с другом. Вернее, болтал-то неугомонный Жабби, а сдержанный мистер Крысси лишь поддакивал:

— Ага... Угу...

Сам-то он при этом думал о своем и слушал вполуха. И тут его ухо уловило слабое, словно бы пчелиное, гуденье. Оглянувшись, они увидели вдали круглое облачко пыли, в середине которого летела на них черная гудящая точка.

— Би-иип! Би-иип! — жалобно гудела эта точка.

Ну и пусть себе гудит. Мистер Джабс раскрыл было рот, чтобы продолжить свою болтовню, как вдруг... Бешеный вихрь налетел на них, выкинул из кибитки, оглушил грохотом и взорвался в ушах громовым:

— БИ-ИИИП!

Кувыркаясь и барахтаясь, они едва-едва успели заметить пролетевший над ними сверкающий никелем, стеклом и поблескивающий лаком кожи роскошный АВТОМОБИЛЬ! Мелькнул вцепившийся в руль перепуганный шофер. На мгновение весь мир заклубился в этом ослепительном видении. И уже в следующее мгновение лишь короткое облачко пыли и удаляющееся жужжание пчелы напоминали об этом ужасном происшествии.

Старый Серый конь, который дремал на ходу и как раз в этот момент видел во сне чудесную тихую лужайку, совершенно ошалел от неожиданности. Он взбрыкнул, осадил назад и понес, понес прямо в кювет, увлекая за собой кибитку. Крот пытался ухватить его под уздцы, но куда там! Кибитка, их канареечно- желтая гордость, зависла над глубоким кюветом, накренилась...

— Блямс! Крак! — И остатки их дорожного экипажа рассыпались в кювете.

А мистер Джабс, широко разбросав ноги, окаменел на самой середине дороги. Он выкатил глаза, разинул рот и пялился вслед исчезнувшему автомобилю. Он пыхтел, глуповато улыбался и попискивал:

— Би-иип! Би-иип!

Кроту удалось успокоить коня, и он принялся осматривать кибитку, лежавшую на боку в кювете. Да, это было жалкое зрелище. Стекла выбиты. Колеса раскатились. Оси безнадежно погнулись. Крысси пришел на помощь Кроту, и они вдвоем попытались поднять кибитку. Тщетно.

— Эй! Жабби! — позвали они. — Подсоби нам!

Ни звука в ответ. Мистер Джабс даже не пошевелился. Друзья подошли поближе к окаменевшему Жабби. На губах его так и застыла прежняя глуповатая улыбка. Он неотрывно глядел в ту сторону, где давно уже скрылся злодейский автомобиль.

— Би-иип! Би-иип! Потрясающе! — бормотал мистер Джабс. — Движение! Скорость! Вот как надо путешествовать! Сегодня здесь. Завтра — за тридевять земель! Перескакиваешь деревни! Би-иип! Перелетаешь города! Би-би- бии-би! Я знаю, что делать!

До города они тащились пешком. Впереди Крот и Крысси. Мистер Джабс, дорогой их приятель Жабби, шаркал по дороге, глядя вперед все тем же блуждающим взором.

— О, Крысси! — выкрикивал он. — Ты даже не представляешь себе, как замечательно, что ты согласился отправиться со мной в это путешествие! Без тебя я бы никуда не поехал. И тогда... тогда я не увидел бы этого... эту жар-птицу, это сверкающее чудо! Не услышал бы этого великолепного, громового «би-иип!». Я благодарен вам, друзья мои!

В городе они отправились прямиком на вокзал за билетами. А Жабби оставили в зале ожидания, сунув носильщику монету, чтобы тот не спускал с их товарища глаз. Серого коня они поместили в конюшне при гостинице и позаботились о том, чтобы привезли и починили кибитку.

И вот неторопливо попыхивающий поезд доставил их на станцию неподалеку от Джабс- холла. Друзья проводили все еще грезящего мистера Джабса до самого его дома, вывели из-под навеса свою лодочку, опустили в воду весла и совсем скоро сидели уже и ужинали, к превеликой радости мистера Крысси, в его прелестном домике на Реке.

В ту ночь Крот хорошенько выспался и в отличном расположении духа отправился ловить рыбку. А мистер Крысси пошел проведать друзей. Он вернулся только вечером с потрясающей новостью.

— Слыхал? — воскликнул он с порога. — Мистер Джабс, наш неугомонный Жабби, с утра пораньше махнул в город и там приобрел громадный и роскошнейший автомобиль!

Б. Поттер «Сказка про Питера-кролика»

Жили-были на свете четыре крольчонка, и звали их так: Флопси, Мопси, Ватный Хвост и Питер.

Жили они со своей мамой на песчаном берегу в кроличьей норе под корнями высоченной ели.

Однажды утром мама Крольчиха сказала:

— Ну, детки дорогие, можете погулять в поле или побегать в переулочке вдоль живой изгороди. Но только не вздумайте подходить

к огороду мистера Мак-Грегора! С папой ведь там и случилось несчастье: он угодил в пирог, который пекла миссис Мак-Грегор. А теперь бегите, да глядите, не попадите в беду. А мне нужно идти по делам.

Сказав это, мама Крольчиха взяла корзинку и зонтик и прямиком через лес направилась в булочную. Там она купила буханку черного хлеба и пять сдобных булочек с изюмом.

Флопси, Мопси и Ватный Хвост, а надо сказать, что были они послушными крольчатами, побежали вдоль живой изгороди собирать ежевику.

А Питер — его-то уж не заставишь слушаться! — поскакал прямиком к огороду мистера Мак-Грегора и протиснулся в щель под калиткой.

Сначала он пожевал немного салата и зеленой фасоли. Потом поел редиски. А когда от редиски его затошнило, пошел поискать петрушку.

И там, где кончались рамы огуречных парников, как вы думаете, на кого он наткнулся? Ясное дело, на мистера Мак-Грегора!

Мистер Мак-Грегор стоял на четвереньках и сажал капустную рассаду. Он тут же вскочил и, размахивая граблями, понесся за Питером:

— Держи вора!

Питер страшно испугался. Он стал носиться по всему огороду, потому что забыл, где находится калитка.

Он потерял правый ботинок на капустных грядках, а левый там, где росла картошка. После того как ботинки потерялись, Питер помчался на всех четырех лапах, и дело пошло быстрее. Может быть, ему бы и удалось спастись, да он налетел на сетку, которой мистер Мак-Грегор накрывал кусты крыжовника от

птиц. Большие латунные пуговицы его новой курточки зацепились за сетку.

Питер решил, что пропал, и из глаз у него полились крупные слезы. Но тут несколько знакомых воробьев услыхали его всхлипы. Они подлетели к кролику, страшно взволнованные, и стали умолять его не падать духом.

Мистер Мак-Грегор уже крался с решетом, которым он собирался накрыть Питера. Но Питер вывернулся из рукавов своей курточки как раз вовремя и удрал, оставив свою совсем- совсем новую курточку возле куста. Он кинулся в сарай, и спрятался там на дне лейки мистера Мак-Грегора. Конечно, лейка вполне подходящее место, но в ней почему-то было ужас сколько воды!

Мистер Мак-Грегор и не сомневался в том, что Питер прячется где-то в сарае, ну, например, под пустым цветочным горшком. Он начал осторожненько переворачивать цветочные горшки, заглядывая под каждый из них.

И тут Питер-кролик чихнул:

— Ап-ап-чх-х-хи!

Мистер Мак-Грегор кинулся к Питеру и даже попытался наступить на него ногой, но Питер успел выпрыгнуть в окно, перевернув при этом три горшка с геранью. Окошко было слишком маленькое — мистеру Мак-Грегору не пролезть. И вообще ему надоело гоняться за Питером. Он вернулся к своей капусте.

Удрав от мистера Мак-Грегора, Питер присел, чтобы перевести дух. Он запыхался и весь дрожал от страха. Вдобавок он до костей промок, сидя в лейке. И теперь совершенно не представлял себе, куда бежать.

Отдышавшись, Питер боязливо засеменил к калитке, но эта калитка была заперта, и, к тому же, толстенькому кролику под ней было не протиснуться.

Туда-сюда мимо калитки сновала Старая мышь. Она таскала горох и бобы для своего семейства, которое обитало в лесочке по соседству. Питер спросил ее, как ему найти незапертую калитку, но мышь держала во рту такую огромную горошину, что не смогла ему ответить. Она только покачала головой.

И тогда Питер опять заплакал. Пытаясь найти выход, он пересек сад наискосок, но от этого только еще больше запутался. И вдруг неожиданно оказался возле пруда, откуда мистер Мак-Грегор таскал воду для поливки. На берегу сидела большая кошка и таращилась на золотых рыбок. Она сидела тихо-тихо, только время от времени кончик ее хвоста шевелился, точно вел какую-то свою собственную жизнь. Питер предпочел незаметно прошмыгнуть. Он кое-что слышал о кошках от своего двоюродного брата Бенджамина Банни.

Он было направился назад к сараю, но вдруг услыхал, как — чик-чок-чак — заговорила мотыга. Питер юркнул в кусты. Подождал. Вроде бы ничего особенного не происходило. Тогда он выбрался из кустов, вскарабкался на тачку и осторожно огляделся. Первое, что он увидел, был мистер Мак-Грегор, который окучивал лук. Он стоял к Питеру спиной, и — поди ж ты! — как раз за мистером Мак- Грегором и находилась та самая незапертая калитка.

Питер тихонечко слез с тачки и ринулся что было духу по тропинке за кустами черной смородины.

Мистер Мак-Грегор заметил его только на повороте. Питер проскользнул под калиткой, не обратив на него никакого внимания, и наконец-то оказался в безопасности — в лесочке возле огорода.

Мистер Мак-Грегор пристроил новую синюю курточку Питера и маленькие ботиночки к палке и сделал пугало — от дроздов.

А Питер в это время бежал без оглядки, не останавливаясь, пока не оказался дома, под большой елью. Он так устал, что сразу плюхнулся на мягкий песочек, который устилал пол кроличьей норы, и закрыл глаза.

Мама Крольчиха готовила ужин. Она очень удивилась: куда же Питер опять подевал свою курточку и ботинки? Это уже вторая курточка и вторая пара ботинок, которые непослушный крольчонок потерял за последние две недели!

К сожалению, должна сказать, что Питер чувствовал себя не очень-то хорошо в этот вечер и ничего не смог объяснить маме.

Мама уложила Питера в постель и приготовила ему отвар из ромашки: «Одна столовая ложка на ночь».

А Флопси, Мопси и Ватный Хвост получили на ужин булочки, и молоко, и варенье из черной смородины.

Рекомендуем посмотреть:

Литературные сказки для детей 4-5 лет

Сказки русских писателей для детей 3-4 лет

Сказки народов мира для детей 3-5 лет

Зарубежные сказки для детей дошкольников 3-5 лет

Сказки народов разных стран для детей 3-4 лет